27 января 1944 года блокада Ленинграда, продолжавшаяся более двух лет, закончилась. Части вермахта отступили от города на десятки километров, и везде – за пределы дальности артиллерийского огня.
Ещё 4 января Ленинград обстреливала тяжёлая артиллерия, погибли сразу 90 гражданских. А всего через три с небольшим недели фронт откатился глубоко на юг и запад. Группировка осадной артиллерии вермахта прекратила существование.
Дальнобойные орудия немцам вывезти не дали. Фотографии брошенных и сменивших хозяев пушек, где-то взятых во время попыток эвакуировать, а где-то – захваченных прямо на огневых позициях, обошли советские газеты, а затем и весь мир.
В наше время, когда прогуливаешься среди туристов по берегу Фонтанки или проспектам Петроградки, в этом расслабленном царстве уток, букинистических магазинчиков, кофе и слегка хмельной богемы, трудно представить, что когда-то на эту идиллию сыпались бомбы. Но карта бомбёжек Ленинграда не утаит – ты идёшь по местам, где не было ни одной не иссечённой стены. И сейчас можно увидеть то мемориальную табличку «Здесь брали воду», то аккуратно сохранённые следы осколков, то «Вот здесь выдавали хлеб».
Специфика многих наших исторических триумфов – это волевые победы, такие, что никто бы не удивился, если бы их не было. В 1941 году тогдашние «телеграм-каналы» спорили в основном по поводу того, продержится РККА месяц или аж целых три. В последнее верили только очень большие оптимисты.
Ленинграду в планах фюрера отводилось вполне конкретное место. Город должен был быть блокирован, инфраструктура уничтожена, население выморено голодом и лишениями. После этого Ленинград прекратил бы существование.
Запись в журнале боевых действий группы армий «Север» вермахта:
Во всех посещённых подразделениях задавали вопрос, что делать, если город Ленинград предложит свою сдачу, и как вести себя по отношению к потоку голодного населения, которое хлынет из города. Создалось впечатление, что войска этот вопрос очень беспокоит.
Командир 58-й пехотной дивизии подчеркнул, что он передал своей дивизии приказ, который получил сверху и который соответствует имеющимся указаниям, что при таких попытках прорыва следует открывать огонь, чтобы задушить их в зародыше. С его точки зрения, дивизия выполнит этот приказ. Но удастся ли ей не потерять самообладания, когда при повторяющихся прорывах придётся вновь и вновь стрелять в женщин, детей и беззащитных стариков, он сомневается…
Войска полностью осознают, что мы не можем обеспечить питанием миллионы людей, окружённых в Ленинграде, без того, чтобы это не ухудшило продовольственную ситуацию в нашей собственной стране. По этой причине немецкий солдат должен предотвращать подобные прорывы, в том числе с применением оружия.
Запись в дневнике Франца Гальдера, начальника генштаба сухопутных войск:
Непоколебимо решение фюрера сровнять Москву и Ленинград с землёй, чтобы полностью избавиться от населения этих городов…
Мы тогда столкнулись с силой, с которой нельзя договориться, не получится воззвать к её человечности. Нас собирались просто убить, более-менее всех. Это называется словом «геноцид», которое нынче вешают всюду как ярлык. Но тогда это была чётко сформулированная и старательно выполнявшаяся задача.
И, в принципе, осенью 41-го было непонятно, а что там может не получиться. Город на самом деле прошёл на тоненькую: немцы не собирались лезть в уличные бои, но планировали обойти Ладожское озеро с востока, соединиться там с финнами (которые совершенно спокойно выполняли свою часть задачи. Сказки о том, как они «не наступали на Ленинград» – это позднейшие оправдания. Реально они точно так же охватывали город с севера, как немцы с юга) и отрезать ещё не установившуюся толком «Дорогу жизни».
Это у них не получилось по той причине, что Ленинград и наши войска вокруг него были не просто стойкими. Они были деятельными и разумно активными.
Снаружи постоянно пытались вызволить окружённый город. Эти попытки были часто провальными, очень кровавыми, но никто не прекращал разными способами долбить «бутылочное горло» немецкого плацдарма у Ладожского озера, пока его не своротили. Но и даже неудачные, эти попытки не позволяли противнику завершить задуманное и уморить город окончательно.
А, с другой стороны, в самом Ленинграде отчаянно сражались за своё выживание. Город очень хотел жить: внутри делали что могли из военной продукции, войска вокруг Ленинграда так же отчаянно бились в немецкий фронт, пытаясь разжать кольцо. В городе свирепствовал голод, но люди продолжали выполнять свой долг – тушили пожары, работали на заводах, подкармливали друг друга.
Блокадные дневники невозможно читать без трепета – почти умирающие люди до последнего поддерживали родных, друзей, соседей, даже незнакомцев на улицах. И всё это время боролись за существование не только остервенело, но и изобретательно. «Дорога жизни» стала шедевром логистики, как и вторая – железная дорога, когда удалось пробить блокаду.
Поражения на поле боя приводили к тому, что люди собирались, анализировали, понимали, что сделали не так – и действовали иначе. И в январе 1944 года у ворот Ленинграда стояла уже совсем не та армия, что в кромешном сентябре 1941-го.
И всё закончилось так, как никто не ожидал. Вермахт, бывшая лучшая армия мира, был разбит. Страшной ценой, но на этого Чужого всё-таки получилось подобрать огнемёт. И шатающиеся на ветру победители конвоировали по улицам города сытых побеждённых.
Битва за Ленинград – это наша эпическая осада. Того рода, что остаётся в веках уже не просто в качестве истории, а в роли легенды. Троя, Иерусалим, Константинополь, Мальта… Ленинград в этом ряду стоит гордо, как крепость, которая устояла почти неправдоподобным усилием. И он там теперь навсегда.
Мы многое тогда о себе узнали. В том числе – классическое: «Если есть ответ на вопрос «зачем», можно вынести любое «как».
Ленинград – это пример грандиозной человеческой драмы, эпохальной стойкости, но ещё – это пример того, как разум и воля вместе становятся непобедимой связкой. Это не было историей тупого упорства. Это было упорство исключительно осмысленное, разумное, когда всё ставили на карту, чётко зная, зачем, что и почему делают.
И если мы будем такими же сейчас – мы добьёмся не меньшего.
Евгений Норин
ГОР