В годовщину начала СВО «Газета о России» публикует интервью с добровольцем, кавалером медали «За отвагу» Иваном Чениным.
Иван Ченин подписал контракт о пребывании в добровольческом формировании 4 ноября 2022 года, накануне отметив свое 24-летие. В тот же день был отправлен в зону СВО на прифронтовую территорию в 10 км от линии соприкосновения. Прошёл обучение как военный разведчик. Приступил к выполнению воинского долга в составе добровольческого отряда БАРС «Каскад». 6 февраля он и семь его боевых товарищей были награждены медалями «За отвагу». Два дня назад по завершении контракта Иван прибыл домой в Москву. Возможно, к сентябрю снова вернётся в строй.
– Иван, как родные отнеслись к вашему решению уйти добровольцем?
– Мои родные поначалу вообще не знали, где я, думали, что в Ростов езжу. Потом, когда контракт подписывал и всё стало очевидно, сперва попытались меня отговорить. «А вот если ты меня не отпустишь, другого мама не отпустит, кто тогда будет нас всех защищать?» – сказал я одной бабушке, и она меня поняла. Другую, дочь моего героя-прадедушки, спросил: «Скажи, когда началась Великая Отечественная война, твой отец тоже искал, у кого бы разрешения спросить?» На этом наш разговор был закончен, и я сделал так, как считал нужным.
– И всё-таки, почему вы приняли такое решение – идти добровольцем в зону СВО? Что именно повлияло?
– Прежде всего, гибель в первые дни СВО моего однокашника по кадетскому училищу, сына заместителя губернатора Ненецкого автономного округа Георгия Дудорова. Мы с ним в параллелях учились. Он служил замкомандиром разведроты Тульской гвардейской парашютно-десантной дивизии. Принял бой на одиннадцатый день СВО, прикрывая колонну, получил смертельные ранения. Посмертно награждён орденом Мужества. На похороны Гоши приехало много товарищей по училищу. Для каждого из нас это была личная трагедия. Когда твои друзья, одноклассники погибают, защищая Родину, а ты отсиживаешься в стороне – это так себе ощущения.
Есть тут и семейная история, конечно. С самого детства мне очень хотелось быть похожим на моего прадеда, Леонида Семёновича Лебедева, заслуженного строителя РСФСР. Он – герой Великой Отечественной войны, служил в составе Стрелковой дивизии, разведчик, полковник, прошёл всю войну, вернулся с пулевым ранением. Награждён двумя орденами «За Победу в Великой Отечественной войне», двумя орденами Красной Звезды, медалями «За отвагу» – всего у него 15 наград. О нём мне много рассказывала моя прабабушка. Она была немкой, прадед привёз её в Москву из Польши. Прабабушка занималась патриотическим воспитанием в школе № 2 поселения Московский, и я постоянно был под её влиянием – так случилось, что нас с сестрой воспитывали не родители. Ходил с ней на митинги, слышал от неё много историй о той войне.
– И вы решили, как прадед, стать военным?
– В юности – да. В пятый класс поступил в Третий Московский кадетский корпус, ныне кадетский корпус Следственного комитета Российской Федерации имени князя Александра Невского. Ближе к окончанию кадетского училища перешел в суворовское. Но к моменту выпуска сложилось чёткое понимание, что военным я быть не хочу. Начал осваивать гражданские профессии… Надо признать, даже собираясь по стопам прадеда, я не думал, что эта выучка пригодится так напрямую.
– Когда вы впервые поехали в зону СВО?
– Сперва мы поехали в составе волонтёрской группы для оказания гуманитарной помощи. 30 марта прибыли в Мариуполь и были там около двух недель. Шли за армией, доставали людей из подвалов. Ходили по освобождённым улицам, раздавали еду. Привозишь еду во двор – а за неё чуть ли не драки поначалу были. Потом уже обстановка стабилизировалась, когда продукты на постоянной основе стали поступать на территорию.
В Мариуполе у нас было два пункта временного размещения – в Безымянном и Володарском. Каждый день принимали по несколько тысяч человек и отправляли на территорию России. Бойцы «Азова» много раз пытались прорываться под видом местных жителей, мы передавали их в специальные структуры. Мужчины снимали верхнюю одежду, и было видно, у кого свастики, кто причастен к «Азову», кто с оружием, а кто нет.
В лагере все распределяются по разным точкам. Кто-то рассаживает людей в автобусы, кто-то помогает в пункте размещения, другие заняты на процедурах проверки, следят за питанием.
После Мариуполя около полугода был в Херсоне. Бывали на разных территориях – и на прифронтовых, и в более глубоком тылу. Работали с местным населением, помогали гуманитаркой. Это всё стало для меня интересным опытом.
– Когда принимали решение отправиться туда уже в качестве военного, не страшно было?
– Да, было страшно, конечно. Я же хорошо себе представлял, куда еду. К моменту, когда объявили частичную мобилизацию, мне уже поступило несколько предложений по работе в других регионах России. Но встретился со своим другом: «Ваня, а я по контракту иду», – сказал он. И мы решили, что пойдём вместе – вместе оно и не так страшно.
Когда понимаешь, что можешь быть полезен – ты, наверное, просто не можешь остаться в стороне. Такой у нас русский генетический код – в какой-то момент он заставляет всех нас объединиться.
Но когда думаешь, что едешь не в составе волонтерской группы для оказания гуманитарной помощи, а военнослужащим, и отныне ты – живая цель для противника, реально нервничаешь. Два дня после решения мобилизоваться добровольцем мне было не по себе. Но этого времени хватило, чтобы стабилизироваться, прийти в себя и собраться.
Страх сильнее, когда ты ещё дома, когда нужно пересечь границу. Как только ты её пересекаешь – пропадает и страх. Приходит чёткое понимание, что ты на месте, назад дороги нет, и надо идти и выполнять свою работу. Потом страх возвращается – во время обстрелов и других неприятностей, – но он и должен быть. Это инстинкт самосохранения. Если он пропадёт, можно совершить непоправимую ошибку.
– Как вы готовились к отправке в зону СВО, что особенно пригодилось?
– Изначально нельзя предположить, где ты окажешься, в каких условиях будешь жить. Чтобы справиться при любом развитии событий, я записался на тактические курсы «РОКОТ» – это тактика штурма, медицина. Потихоньку пориобретал вещи, которые казались мне необходимыми: термобельё, носки. Думал, что обеспечение может оказаться неважным, и лучше самому заранее всё купить. Отовсюду же доносились рассказы, что у солдат не хватает бронежилетов, касок, и я, как типичный представитель нашего общества, побежал на закупки.
Но как бы я ни готовился, момент отправки для меня стал неожиданностью. Мне позвонили 1 ноября, в мой день рождения, и сказали: ты уезжаешь послезавтра. За два дня докупил тёплые вещи, рюкзаки, спальник, сел в автобус и уехал.
На месте оказалось, что во всём, что я покупал, не было необходимости. Хозяйственная составляющая на фронте улучшается с каждым днём. Наше подразделение было очень хорошо обеспечено. Выдали форму – все комплекты летней и зимней, бронежилеты, каски, оружие. То же самое касается продуктового обеспечения: не голодали никогда.
Знания по медпомощи, к счастью, тоже не довелось применить. Служба прошла в штатном режиме, мы не штурмовое подразделение, наши задачи – разведка, авиаразведка.
– Как вас встретили те, кто уже был там, в зоне СВО?
– Микроклимат в нашем коллективе был замечательный. У нас было пятеро мужчин в возрасте, в их числе полковники и подполковники, и трое молодых. Отношения сразу выстроились на уважении и доверии, не было никаких конфликтов, все понимали друг друга с полуслова. Наши старшие товарищи прежде бывали в горячих точках, учили нас, что и как делать, а чего не делать. Бывали моменты, когда было морально тяжело, но преобладал боевой настрой: найти цель, отработать, держаться ради победы.
– Что особенно запомнилось из жизни на линии фронта?
– Служба в зоне СВО – это повседневная, рутинная работа. Режимного графика у нас не было. Большая часть работы разведки зависит от погодных условий. Бывает, что есть погода и задание, и тогда работа идёт и 15, и 20 часов в сутки. Пока один спит, другой работает в режиме интенсива.
А нет погоды – налаживаем быт. На территории боевых действий быт же никто не отменял: кто прибирается, кто посуду моет. Представьте, что 8-10 мужиков живут на нескольких квадратных метрах. А условия жизни везде разные: солдаты занимают где подвал, где дом, где квартиру. Но нигде, за редкими исключениями, нет ни воды, ни тепла.
А что очень запоминается, так это чувство выполненной задачи. Обнаружил цель, поразил её, и вот это осознание момента, в который ты делаешь важную работу, – это дорогого стоит.
– Фронтовое братство – что это значит для вас?
– Мы из разных уголков России, и это действительно братство. За этот год у меня появилось много хороших добрых товарищей, с которыми я поддерживаю дружбу. С Аюбом Гатаевым, например, мы вместе были в Мариуполе, работали на одних и тех же объектах. Там же познакомился с ветераном боевых действий Максимом Кустовым, теперь периодически созваниваемся. Когда были на гражданке – ездил к нему в Смоленск, а он – ко мне в Москву.
Как говорится, если военнослужащие во время диалога не нашли хотя бы одного общего знакомого или офицера – значит, кто-то из них шпион. Мы все друг друга знаем, каждый может другому позвонить, и каждый будет рад встретить товарища.
– Изменились ли вы, побывав там?
– Меняется многое. Начинаешь ещё больше ценить жизнь, хочется гораздо больше быть с семьёй. Раньше ведь как: забудешь позвонить, не заедешь лишний раз в гости… Сейчас с родными хочется проводить побольше времени, общаться со своими бабушками и дедушками, которые живы. Там этого всего очень не хватает. Приходит острое понимание, что вот – ты, а вот – силы, которые могут всю твою историю прервать.
Ещё приходит знание, что война – это не романтика, ничего классного или крутого в ней нет. Когда на гражданке спрашивают про войну – рассказывать вообще не хочется. Хорошего там мало, и лучше бы никто о ней не знал. Бывает, совсем молодые парни рвутся воевать, но реальность оказывается такой, что не соответствует их ожиданиям. Мой друг 2002 года рождения сейчас отправился в зону СВО по контракту, он младше меня на четыре года, ему тяжелее будет.
В целом, есть ощущение, что мы в разных мирах живем: те, кто «там», и кто «здесь». Хотелось бы, чтобы у всех было одно понимание ситуации, и мы могли разговаривать на одном языке.
– Какие навыки, моральные качества помогают выжить?
– Человечность. Мне кажется, она помогает во многом. Бойцы в команде могут быть с разной подготовкой, но если у них общий настрой и есть чувство локтя – они выстоят.
– Какая поддержка важнее всего для солдат?
– Любая поддержка важна. Звонок из дома, детское письмо, посылка, когда кто-то навещает – в зоне военных действий рады всему. Поддержка – это совокупность действий, мероприятий, которые проводятся с личным составом, а не что-то одно конкретное.
Нас, например, очень поддерживал депутат Госдумы Дмитрий Саблин. Приезжал к нам и экс-президент Республики Южная Осетия Анатолий Бибилов. Мы чувствовали поддержку страны, знали, что делаем нужное дело.
– Кто оставался у вас дома, как часто удавалось поддерживать связь с ними?
– Дома меня ждали две бабушки и маленькая сестра. Не могу сказать, чтобы связь с ними была постоянной – на некоторых территориях выходить в Интернет запрещено. Но хотя бы раз в две недели они были информированы, что у меня всё хорошо.
– Патриотизм – что это для вас?
– Сложный вопрос. Наверно, это любовь к своей Родине, своей земле, память о своих предках. Раньше бы я ответил более развёрнуто, но сейчас я понимаю, что любовь к Родине ни с чем не сопоставима.
– Что бы вы хотели сказать тем, кто сейчас читает этот материал?
– Если кого-то коснётся такая ситуация и придётся отправиться туда – стойко и мужественно переносите все тяготы военной службы. А те, кто на гражданке, – помогайте как можете работающим в зоне боевых действий.
Чем быстрее мы все поймём, что эта история закончится только после единения нашего народа, тем лучше будет для всех нас.
Беседовала Анна Лисина
ГОР