Текст, сгенерированный нейросетью, может оказаться лучше человеческого, ведь далеко не все из нас умеют складно излагать свои мыcли на бумаге, да ещё делать это столь же быстро, как ИИ. Даже эксперты признают, что сегодня отличить написанное искусственным разумом от созданного человеком бывает достаточно сложно.
А что дальше? Звоните вы, например, подруге, а она не может говорить и поручает поболтать с вами искусственному интеллекту. Сможет ли он сразу и о детях, и о распродажах, коллегах, погоде, мужчинах и смысле жизни?..
О возможностях ИИ, который стремительно развивается, «Газета о России» расспросила Тимура Радбиля – доктора филологических наук, профессора, основателя и заведующего кафедрой теоретической и прикладной лингвистики Института филологии и журналистики ННГУ имени Н.И. Лобачевского.
– Тимур Беньюминович, с точки зрения лингвиста – можно ли искусственный интеллект называть интеллектом?
– Смотря какое значение вкладывать в понятие интеллекта. Если мы сводим интеллект к вычислительным операциям – тогда да, ИИ – это интеллект. Операции, которые ИИ проводит с речью, текстом – тоже вычислительные операции. ИИ выполняет, условно говоря, предсказание следующего слова. Он моментально, несравнимо быстрее человека вычисляет, какое слово с наибольшей вероятностью последует за словом «мама», например, – «моя», «любимая»?
Но любой человек интуитивно понимает (и для этого не надо быть учёным), что интеллект – это нечто большее, чем способность оперировать огромным количеством данных, совершать сложные вычисления.
У ИИ нет жизненной программы, он не чувствует ситуационный контекст. Он не может учитывать намерения собеседника, его настроение, дождь идёт или не идёт, нравится это собеседнику или нет. В реальной жизни всё это находится в суперпозиции и сильно влияет на вербализацию.
Я бы сказал, искусственный интеллект сегодня – это очень хороший имитатор. В том числе коммуникаций.
– Раз эта имитация всё-таки хорошая, способен ли ИИ пообщаться за нас в обычной жизни? Может ли человек, теоретически, обучить «своего» робота, создать двойник своей личности, программу, которая заменит его по телефону, напишет за него письмо? В общем, будет действительно хорошим собеседником, а не как те роботы из справочных служб.
– Если человек, который будет обучать робота, озаботится тем, чтобы предвидеть все нештатные ситуации, которые могут возникнуть в процессе диалога с ним, и заложить соответствующие данные в компьютер, то да. 90 процентов человеческих коммуникаций происходят по языковым клише. Так почему же не заменить человека роботом, если в 90 процентах случаев на вопрос «Как дела?» следует ответ «Хорошо»? Но для ответа на вопрос «Как прошёл твой день?» уже нужно творчество и знание событий. Однако если предполагается, что отвечать можно уклончиво, по клише, то робот справится.
Однако робот не заменит вас там, где нужна серьёзная субъект-субъектная коммуникация. Мы ведь не словами и предложениями обмениваемся, а смыслами и ценностями. Смыслы ИИ ещё как-то может имитировать. А ценности – нет, потому что мы сами ещё не знаем, что это такое и что нужно внести в программу, чтоб поставить перед ней задачу «генерируй текст, обладающий ценностью».
Надо понимать, что в распоряжении ИИ есть только то, что мы в программу заложили. Ничего сверх этого в нём нет и оказаться, сформироваться само не может.
А человеческое сознание – это открытая синергетическая система. Оно взаимодействует с окружающей средой, постоянно получает новые импульсы, вводные, сигналы, вызовы. Это специфика человеческого вида, наше проклятие и наше величие, если хотите. Мы ничего не видим даже за собственной спиной, но с помощью разума и воображения можем достроить то, что за пределами видимого мира, досочинить исходя из внешних сигналов. Поэтому мы можем не просто реагировать, а творчески реагировать, предупреждать, прогнозировать.
– Вы считаете, что технологии не дойдут до такого копирования человека?
– В принципе, могут дойти. Но и здесь в вашем вопросе главное слово – копирование. Копия хоть в чём-то, да уступит оригиналу. Например, будет лишена права на ошибку, на неверный выбор. А из ошибок, знаете ли, иной раз вырастают величайшие открытия, меняющие путь мировой цивилизации.
– А как у ИИ дела с творчеством? Может ли он написать собственную книгу, увидим ли мы такие издания на полках книжных магазинов?
– Возможно, бумажные книги, написанные роботами, уже выходили, хотя мне они пока не встречались. В Интернете тексты ИИ уже есть, конечно. Большинство, правда, созданы как своего рода игра. Например, ИИ просят выдать какой-нибудь рекламный текст в стиле Пушкина или Шекспира. И он делает.
– Хорошо. А написать книгу «как великий писатель»?
–– ИИ, как мы уже сказали – неплохой имитатор, и написать «как кто-то» он может. Эта его способность была предсказана ещё в начале 1960-х годов одним из величайших математиков ХХ века, российским академиком Андреем Николаевичем Колмогоровым.
Допустим, мы внесём в компьютер все тексты Гоголя, посчитаем у каждой гоголевской словоформы частоту, посчитаем частоты сочетаемости и поставим перед машиной задачу породить так называемый гоголеподобный текст. С точки зрения структуры языка и употребления словоформ разница гоголевского и гоголеподобного текста будет только в том, что гоголеподобный текст Гоголь не писал.
Но будет ли такой текст иметь художественную ценность? Вряд ли. Гоголевский текст – это ведь не только составленные в некоем порядке слова, а всё, что стоит за этим текстом. Это жизненный путь Гоголя, набранный им опыт, его душевные метания, этические программы, боль, слёзы, восторг, любовь и неприязнь. Мы всё это ощущаем, читая реального Гоголя. Но я не уверен, что мы эту ауру найдём в гоголеподобном тексте.
– Зачем же тогда человек ставит перед роботом такие задачи?
– Некоторые считают, что через гоголеподобный текст мы лучше поймём, как устроен гоголевский язык. Идея красивая, но вряд ли она валидная. Мы не поймём, как он устроен. Это всё равно, как если бы мы взяли будильник, разобрали его и собрали в похожем, но другом порядке. То, что получилось, внешне похоже на будильник, но почему-то не звенит.
К тому же гоголеподобный текст ведь не только компьютер создать может. Искусственный интеллект снова просто решает поставленные человеком задачи. Тогда как Николай Васильевич писал без всякой задачи извне – сам, долго, в творческом озарении.
– Может быть, в стихосложении роботы успешнее? Можно ли отличить стихи человека и ИИ?
– Мы сами так и не знаем, «из какого сора растут стихи, не ведая стыда». Следовательно, не в состоянии заложить в программу такие параметры, чтобы ИИ смог на их основе написать стихотворение не только складное, но и ценное с художественной точки зрения.
Но ИИ может, опять же, весьма успешно сгенерировать поэтоподобное стихотворение. И если мне скажут, что найден новый, неизвестный текст известного мне поэта и надо определить, подлинный он или написан роботом, – это будет сложная задача.
Недавно в Санкт-Петербурге проходила конференция по использованию больших данных в изучении поэтических текстов. В частности, группа учёных рассказывала о работе с программой, которая имитирует стихи Эмили Дикинсон. В программу внесли всё, что американская поэтесса когда-либо написала, робот сам обучается на неразмеченных текстах и на основе этой информации занимается стихосложением.
И у него неплохо получается. Если мы захотим сжульничать и скажем, что в некой американской библиотеке такого-то штата нашли новое стихотворение Эмили Дикинсон и предъявим «творчество» робота, только самый продвинутый знаток сможет заметить фальсификацию.
– Но тогда получается, что ИИ всё же может случайно создать текст, который для человека будет художественно ценным.
– Проблема художественной ценности – это проблема культурных смыслов. Если случайным образом ИИ создаст нам такую вещь, это будет замечательно. Но это будет именно что случайно, потому что если мы попробуем ему дать задание написать гениальное произведение – он запросит от нас параметры гениальности, а этого мы дать не можем.
Ценность – это то, что с трудом поддаётся измерению с помощью каких-либо параметров. Какая ценность у «Чёрного квадрата» Малевича, например? А почему ценность живописи Ван Гога была признана только столетие спустя?
– Но курсовик-то написать вместо студента искусственному интеллекту по силам? Это можно ему разрешить, доверить?
– Писать курсовики должны студены. Хотя де-факто за сторонней помощью они, конечно, обращаются. Да, ИИ может хорошо написать курсовик. И чем задача примитивнее, тем он лучше справится. Но тому, кто пришёл за знаниями, не придёт в голову ставить такую задачу перед ИИ.
– А может ли ИИ заменить педагога – скажем, написать лекцию?
– Теоретически это возможно. Преподавателеподобную лекцию написать проще, чем гоголеподобный текст. Но, опять же, проще – это по нашей, человеческой оценке результата. Самому ИИ без разницы, какое задание выполнять.
– Есть ли профессии, связанные с речевыми технологиями, где ИИ может успешно, практически полностью заменить человека?
– Ответ очень простой: на тех участках, где мы имеем дело с огромным числом вычислительных операций, в том числе связанных с обработкой речи, – там да, искусственный интеллект может нас заменить.
А там, где мы имеем дело с какими-либо нештатными ситуациями, когда нужно не просто решить задачу, а её поставить, сформулировать, уточнить исходя из объективной обстановки – у искусственного интеллекта проблемы.
– Получается, что заменить специалиста, который, опираясь на тексты, решает статистические задачи, ИИ может?
– Он может стать хорошим помощником человека. Криминалистика, статистика, экономическая статистика – в этих областях ИИ может быть очень полезен там, где нужно обрабатывать непрерывно поступающие данные. Для проведения социального мониторинга онлайн. В криминалистике и для социальных мониторингов давно успешно применяется анализ функциональной тональности текста, проводить его можно и в нейросети.
Обработка больших текстовых массивов иногда нужна для исследовательских прикладных задач. Например, просканировать огромное количество материалов из соцсетей, выявить частотность употребления тех или иных слов и определить, в каком контексте они употребляются. В итоге ИИ сам может сделать вывод, положительное или негативное отношение у аудитории исследования к интересующему нас понятию.
Интуитивно дать ответ на подобный вопрос мы можем и сами, но надо же объективировать интуицию, доказать её правоту или ошибку. И контролировать результат работы ИИ человек всё равно должен – нельзя расслабляться и полностью доверять выводам робота.
Есть целые заводы, продукцию которых доверяют собирать роботам, но всё-таки на контроле там находится человек. С текстами – то же самое.
– А делать прогнозы на основе полученных выводов у ИИ хорошо получается?
– Прогнозировать в том смысле, что и человек, ИИ не способен. Он может только действовать по алгоритму: если что-то совершалось 1000 раз, то есть вероятность, что и в 1001 раз это сработает так же. А если нет? Если появится новый параметр, и человек его не введёт, то и прогноз ИИ не сбудется.
– То есть предсказать сложные вещи, например, дальнейшую эволюцию, даже располагая огромным количеством сведений, которые ни один человек не удержит в памяти, ИИ не сможет?
– Он ответит что-то вроде «в рамках того, что вы мне дали, я вижу это так, но если вы хотите другой ответ, то для его формирования у меня нет данных».
– В завершение – вопрос о вечном. Возможно ли в принципе, чтобы ИИ обрёл самосознание?
– Это вопрос мировоззренческий: что первично – материя или сознание? На современном уровне научного знания этот вопрос неразрешим.
Если материя, то, теоретически, обрести сознание ИИ может. Функционалисты считают, что человеческое сознание можно перенести на иной тип носителя – кремниево-органический, цифровой. С другой стороны, антропоцентристы считают, что сознание – это функция человека; она обусловлена человеком, вне человека невозможна и связана с божественной идеей.
Если правы функционалисты, значит, Бога нет. Если мы под сознанием понимаем способность хорошо играть в шахматы и совершать вычислительные операции, то ИИ – полноценное сознание. А если человеческое сознание – это ещё и боль, страх, радость, божественная благодать, то у ИИ сознания никогда не будет.
Конечно, божественное бытие наукой не доказывается. Но хочется верить, что в том, что мы обо всём этом говорим, незримо присутствует Божий дух. Бог вложил его в нас. А мы, продолжая эволюцию, создали ИИ – не сам же он соткался из воздуха.
– А цифровое бессмертие личности – возможно ли оно? Что надо, чтобы признать его возможным?
– Для этого надо, чтобы Бога не существовало. Цифровое бессмертие – это такая же имитация бессмертия, как сам ИИ – имитация интеллекта, а коммуникация с роботом – имитация общения.
Об этом хорошо написано у Виктора Пелевина в его последней трилогии про трансгуманизм. Там все жившие когда-либо люди оцифрованы и переведены в компьютерные программы, которые находятся под землёй. Им доступна симуляция любой реальности – хоть Древнего Рима, хоть Марса. И там протекают в бесконечном времени все их жизни. В виртуальной реальности, которая по субъективным ощущениям этих баночных существ неотличима от настоящей. Тут ключевое слово – симуляция.
Видите ли, понятие бессмертия с необходимостью включает в себя смерть. В мире, где нет смерти, бессмысленно говорить о бессмертии. Как и нарушать норму можно только при наличии нормы. Если её нет, то всё – хаос и бессмыслица.
Личностью ИИ может стать только при условии, что человек законодательно признает: машина с таким-то серийным номером является личностью дееспособной, обладающей всеми правами, и запишет это в конституции. Но зачем наделять правами личности инструмент, пусть и хороший? Искусственным интеллектом я восхищаюсь, но не надо путать понятия.
Беседовала Анна Меченова
ГОР